Am
Пришёл проповедник в село: 
                         E
он к людям хотел обратиться.
      Dm             E 
Вдруг видит, что в первом ряду сидит
              Am
только конюх один.
Am 
Какое решенье принять:
   A7              Dm
уйти ли ему, извиниться,
    B           Am
Остаться ли, слово сказать,
     E                  Am
не зря ж он сюда приходил?

 
Подумав, решил он спросить, что конюх на это ответит:
- Скажи мне, вот ты тут один, и надо ли мне говорить?
Тут конюх плечами пожал: «Да я ведь простой человек-то!
Но коли спросили меня, попробую вам объяснить.
 
В конюшню когда я приду, а лошади все разбежались,
То если осталась одна, я ей насыпаю овса».
Он снова плечами пожал, и лектор почувствовал жалость
И пламенно стал говорить про то, во что верил он сам.
 
И он говорил, говорил, и весь как-то преобразился… 
Два с лишним, пожалуй, часа та проповедь длилась его. 
А после, довольный собой, он к конюху вновь обратился:
- Ну, как тебе лекция, брат? Ну, что ты молчишь? Ничего?
 
- Да я ведь простой человек, - тут конюх захлопал глазами, -
Но если в конюшню приду, и лошадь одна там стоит,
Конечно, её накормлю, но корма всего не отдам я,
А столько насыплю овса, что дать ей одной надлежит.

Am 
Давно жил подвижник один,
           Dm
Духовно себя созидая -
   E
Он Божьему слову всегда
              Am      E7
С открытой душою внимал.
   Am
И благочестивых людей
            Dm
На поприще жизни встречая,
   E
Полезного он для себя
           Am
Немало от них узнавал. 
   Dm                  G
Однажды он в город пошёл
            C
И стал по дороге молиться,
      Dm                E
Чтоб через кого-нибудь Бог
          Am
Ему Свою волю открыл.
       Dm                    G
Вдруг видит: предстала пред ним
           C 
С улыбкою томной блудница,
        Dm                E
Чей взгляд ослепительных глаз
             Am
Таким соблазняющим был…
 
Подвижник подумал: а вдруг
Его Сам Господь посылает,
Чтоб он вразумил бы её
И пользу духовную дал.
Ведь много полезного он,
Общаясь с людьми, получает,
И слово своё ей сказать
По праву он может тогда. 
Смущаясь от взгляда её,
Пьянящего разум, как зелье,
Блудницу он стал поучать,
Как надо себя ей вести:
- Ты - женщина, - ей он сказал, -
И надо смотреть тебе в землю,
А благочестивых людей
Негоже сбивать с их пути!
 
В ответ та блудница ему
Сказала по-детски наивно,
Что женщину Бог из ребра
Мужского когда-то создал,
Поэтому смотрит она
По праву теперь на мужчину -
Ведь Бог, а не кто-то другой,
Глаза ей красивые дал! 
Но, если он помнит, Адам
Был создан из праха земного,
Поэтому в землю свой взор
Мужчине дано устремлять.
Монах был смирён до зела,
Услышав правдивое слово,
И больше не смел на неё
Он глаз своих даже поднять…
 
Так Божию волю порой
От грешника можно услышать,
Вот только совсем нелегко
Смиренно её принимать.
Но кто превозносится - тот
Не станет от этого выше,
Так лучше смотреть на себя,
Чем грешных людей поучать!

Am                     G
В одном деревенском приюте
    Dm              E
Взорвался случайный снаряд,
   Am             G
Погибли невинные люди
    Dm            E
И двое приютских ребят.
   C               G
И ранило девочку сильно,
    E                Am
Ещё бы чуть-чуть – умерла,
    F                 C
Всё было почти что как в фильме,
   E                 Am
И помощь, как в фильме, пришла.
 
Хирург был из части военной,
С ним – миссионерка-сестра,
И каждый из этой деревни
Сдать кровь был для девочки рад.
Но группы их не совпадали,
И лишь средь приютских ребят,
Что кровь на анализы сдали,
Могли подойти только пять.
 
Хирург посмотрел на детишек,
Язык их неважно он знал,
Но понят чтоб был и услышан,
Ребятам как мог он сказал
О том, что их друг умирает,
И надо ей кровь перелить,
О том, что друзей не бросают,
И хочется тоже ей жить. 
 
Кто мог бы помочь в этом деле
И кровь свою девочке дать?
Ребята с испугом глядели:
Никто не хотел отдавать. 
 
Один только худенький мальчик
Ручонку вдруг робко поднял
И вот уж иголка маячит
И он свою руку им дал.
 
Сначала лежал терпеливо,
Тихонечко всхлипнул потом,
Взглянул на врача он тоскливо,
И слёзы полились ручьём.
- Что, больно? – спросили ребёнка
Но тот покачал головой.
И вдруг разревелся мальчонка,
Скривив рот обиженный свой
 
- Тогда почему же ты плачешь?
И понял хирург с его слов:
Все думали так же, как мальчик,
Что надо отдать им всю кровь.
- Зачем ты тогда согласился? –
Тут врач свои брови поднял.
Мальчишка немного смутился:
- Мы были друзьями, - сказал.

Am                    Dm          E
Он так благоговел перед отцом духовным!
    Am                       Dm           G
Он твёрдо верил в то, что свята жизнь его.
    C                      E
Старался он во всём быть на него похожим
   F                 E
И Господа всегда молил он за него.
 
Но как-то раз ему сказали по секрету,
Что якобы отец был уличён в блуде.
И белый свет померк - не стало больше света,
И места он себе не мог найти нигде.
 
-Ну как, ну как он мог, - нутро его кричало, -
Так растоптать свой сан и Господа предать!?
И он решил тогда с ним больше не встречаться
И никогда тот храм уже не посещать.
 
Но встал вопрос: кому сумеет он поверить
И Таинство принять из чьих он сможет рук?
И виделись ему одни лишь фарисеи,
И чудились ему лишь блудники вокруг…
 
Жизнь потеряла смысл, и всё же, как ни бился,
Но этому всему не видел он конца.
Он спать не мог и есть, он даже не молился,
А только осуждал духовного отца.
 
Однажды в тонком сне увидел он пустыню
И как, идя по ней, от жажды изнывал.
Он за глоток воды отдать бы мог полжизни,
Как вдруг невдалеке колодец увидал.
 
Прохладою манил колодец тот бездонный
Сосудом золотым с хрустальной чистотой,
Но подносил сосуд весь в струпьях прокажённый:
Распоряжался он лишь этою водой.
 
И будто зазвучал во сне какой-то голос:
- Ну, что же ты не пьёшь? Вода-то ведь чиста!
А если б твой отец и был духовно болен,
То в Чаше всё равно – причастие Христа.
 
Коварный враг плетёт интригу за интригой
Он хочет разлучить отца и чад его,
Тебе не понести священника вериги,
Не верь своим ушам, не слушай никого!
 
Не будем осуждать своих отцов духовных!
Коль дал их нам Господь, то судим и Его.
И если не бежать от помыслов греховных, -
То сами в лютый блуд впадём мы за него!

Am                        G         Am
Давным-давно когда-то жил юноша один –
    Am                        G        C
Он был красив и знатен, сын первого судьи.
 Dm          Am         Dm       E
Отец души не чаял в наследнике своём
    G          C       E             Am
И принял не случайно учителя в свой дом.
 
Он с сыном занимался, был справедлив и мудр,
И мальчик привязался душою всей к нему.
Со щедростью учитель свой опыт с ним делил,
Друг и телохранитель в одном лице он был.
 
Однажды на прогулке конь взвился на дыбы
И юноше он руку копытом раздробил.
Учитель на подмогу тут бросился к нему:
- Мужайся, слава Богу! Давай-ка подниму…
 
И юноша от боли и гнева произнёс:
- За что ты славу Богу, скажи-ка мне, вознёс?
Уж не за то, что стал я калекою сейчас? –
И брошен был наставник в темницу в тот же час.
 
Шли годы и однажды с учителем другим
Попал он в племя вражье: с них сняли сапоги
И с танцами и пеньем их повели к кострам,
Чтоб жертвоприношенье свершить своим богам.
 
Учителя связали и бросили в огонь,
И радостно плясали под украшений звон.
Тут сын судьи взмолился, но вот десятки рук
Вонзились, словно спицы, и повлекли к костру.
 
И вдруг с брезгливым видом отпрянув от него,
Изъян руки увидев, погнали прочь его.
Ведь жертва без изъяна угодна лишь богам,
И он побрёл как пьяный к родимым берегам.
 
К наставнику в темницу пришёл он, воротясь:
-Прости меня! - взмолился, - и плакал не стыдясь…
Давайте славу Богу почаще возносить,
Ведь легче так намного по Божьей воле жить.

     Em                         Am
Он амнистии ждал, и он ждал её писем…
       H                             Em
Он, казалось, читал между строк её мысли.
      Em                             Am
Всех дороже она стала вдруг и роднее
         H                          Em
С той поры, как в письме познакомился с нею.
 
     C                              H
И когда от неё он конверты вскрывал –
          C                          H
В них всегда лепесток алой розы лежал…
 
Звали Роза её. В сердце пели капели.
Он считал лепестки за неделей неделю.
И писала она в ей присущей манере
О спасеньи души, о любви и о вере.
 
Он по нескольку раз эти письма читал,
И о встрече мечтал, и амнистии ждал…
 
Вот остался барак за железною дверью,
Но не мог он уснуть на плацкартной постели.
На перроне с утра будет ждать его Роза,
И в руках у неё будет алая роза.
 
Вот и станция. Двери открыл проводник.
И в волненьи приезжий к окошку приник…
 
Он увидел в руках одинокую розу,
Пожилое лицо, в прядях – белую проседь…
И отпрянув назад, оглушённый как будто,
Он насмешку судьбы видел в эту минуту.
 
Но не мог он так просто уйти от неё:
В письмах Розы оставил он сердце своё…
 
Он шагнул на перрон: «С добрым утром! Вы – Роза?»
Улыбнулась она и ответила просто:
- Вы ошиблись. Она встретить Вас попросила.
И увидел он ту, чьими письмами жил он.
 
Глядя пристально, Роза к нему подошла,
И прекрасней, чем алая роза была…
 
- Вы простите меня, - взгляд потупив, сказала, -
Что сомненье о Вас я в душе допускала…
Он стоял и смотрел на смущённую Розу,
И поверить не мог, что сбылись его грёзы…
 
И у Господа шёпотом он попросил,
Чтобы девушки этой достойным он был…

Am                  Dm
Он в автобусе ехал, возвращаясь из плена,
E7                         Am
Был российский солдатик больше года в плену.
Dm                    Am
После ВУЗа призвали, как женился на Лене,
E                         Am
Но не знал, что случайно попадёт на войну.
 
И теперь, возвращаясь без ноги, с костылями,
Он смотрел, как резвилась рядом с ним молодёжь.
Молодые ребята, видно, свадьбу гуляли,
Были их поцелуи – словно по сердцу нож.
 
Вспоминал он про Лену: как друг друга любили,
Как она обещала, что всегда будет ждать…
Может, лучше его бы там, в плену, и убили,
Чем обузой такою для жены его стать.
 
Тут сержанта невеста поманила шампанским,
И жених добродушно с ним завёл разговор.
Из стаканчиков лёгких они пили по-братски,
И сержант им поведал, как он жил до сих пор.
 
И доверившись сразу незнакомым ребятам,
Хоть три года не мог он доверять никому,
Про письмо своё к Лене рассказал им солдатик
Мол, зачем ей безногий и контуженый муж.
 
Он писал ей о дубе, что на их остановке,
Где он с нею встречался раз, наверное, сто…
Если всё-таки нужен ей такой он безногий,
Пусть повесит на ветку бирюзовый платок.
 
Ну, а коли на дубе он платка не увидит, -
Просто мимо проедет, и – свободна она…
Он понять её сможет и не будет в обиде,
Ведь три года о муже не могла она знать.
 
Ждали все с нетерпеньем остановки у дуба,
Скоро за поворотом им откроется он.
А сержант в напряженьи всё кусал свои губы
И боялся, что сердце скоро выскочит вон.
 
И когда он увидел дуб своими глазами,
Он смотрел, чуть не плача, лбом прижавшись к стеклу:
Был тот дуб одинокий весь увешан платками
И сиял бирюзою сквозь осеннюю мглу.

   Am               Dm       E
Пускай её любовь кому-то неугодна,
   Am                Dm         E
Пускай её теперь подруги не поймут…
 Dm         G      C
Она его ждала в ближайшей подворотне,
   Dm                 E
Считая вечный стук безжалостных минут.
 
Он мимо пробежит и даже не заметит,
Чтоб снова за углом достать украдкой шприц.
Но первая любовь сильней всего на свете,
И ей был дорог он – её прекрасный принц.
 
Он снова улетал в заоблачные дали,
В иллюзию свою ныряя до конца.
Она из-за угла за принцем наблюдала,
Как он бросал в сугроб иголку от шприца.
 
Но вот в один из дней он вдруг не появился.
Она его ждала, не в силах спрятать слёз.
Друзья сказали ей, что он сейчас в больнице –
Известный случай – что ж, бывает – передоз.
 
Она неслась туда, дождя не замечая,
Дрожащею рукой едва открыла дверь.
Врачи сказали ей, что сердце подкачало,
И, может быть, оно не выдержит теперь.
 
«Известный случай – что ж – большая доза слишком,
Куда теперь спешить – уж смерть недалека.
Мы можем заменить сердечко у мальчишки,
Да только где же нам такое отыскать?»
 
Тогда на их вопрос она сказала: «Знаю,
Здесь умер кое-кто, и сердце можно взять»…
Прошло двенадцать дней, и он пришёл в сознанье,
С испугом оглядев больничную кровать.
 
На локти он привстал, пытаясь осмотреться,
Вдруг рядом увидал записку на окне:
«Любимый мой, теперь в тебе другое сердце,
И ты его храни, как память обо мне.
 
Когда придёшь в себя, меня уже не станет,
Но это, говоря по правде, не беда!
Я сердце отдаю любимому на память,
Но только не рискуй так больше никогда!»
 
Он с ужасом смотрел на белую страницу,
Во всём себя виня, он плакал и рыдал.
И только слышал, как в груди его стучится
Уже другая жизнь – любви бесценный дар.
 
Ксения Кириллова

   Em 
Он жил – не жил: существовал.
   Am
На Бога часто он роптал,
   D                        G    E7
Мол, не под силу крест ему нести.
   Am           H 
И вдруг однажды видит сон:
   Em            C
В каком-то месте будто он,
   Am              H            Em
А там – куда ни глянь – одни кресты.
 
И сам Господь пред ним стоит:
- Ты волен выбрать, - говорит, -
Тот крест, который сможешь понести.
Такой увидев поворот,
Обрадовавшись, начал тот
Рассматривать, какие там кресты.
 
Вот деревянный, золотой,
Латунный, маленький, большой
С каменьями… но этот не поднять.
Он долго выбирал, ходил,
И выбор свой остановил
На небольшом, решив поменьше взять.
 
Был крест и лёгок, и хорош,
И на другие непохож…
И человек тот, робкий сделав жест,
Спросил у Господа во сне:
- А этот можно выбрать мне?
Мне по душе всех больше этот крест!
 
Глаза с мольбою он поднял
И в ожидании стоял,
Прижав к груди свой новый лёгкий крест…
-Бери, конечно! – Бог сказал, -
Но как его ты не узнал,
Ведь этот крест – твой собственный и есть!
 
 
Узки врата и труден путь,
И часто хочется свернуть,
И, бросив ношу, смыть солёный пот…
Но Бог не даст нам выше сил,
А значит, - надо крест нести,
Тем паче, что он сам тебя несёт!

Em                       Am
Жил-был старец седой в пустыньке одной
H                 Em
И послушник ему помогал во всём:
Em                  Am
Кашеварил, стирал, бегал за водой…
H                Em
И спасались они здорово вдвоём.
 
 D                     Am
Старец вдруг узнаёт, что недалеко
C            H      Em
Поселился другой старец и живёт.
D                      Am 
Скоро первый совсем потерял покой,
 C         H            Em
Видя, как каждый день люд к нему идёт.
 
В сердце зависть змеёй скользкой заползла,
И лишила его отдыха и сна.
И послушнику он строго приказал,
Чтобы прочь с этих мест тот его прогнал.
 
Но послушник, хотя был духовно мал,
Взял гостинцы с собой – мёд да белый лён.
Поклонился, придя к старцу, и сказал,
Что наставник его шлёт ему поклон.
 
Вот проходит ещё время, а сосед
И не думает то место покидать.
Ну, а старцу не мил стал уж белый свет,
И послушника вновь он решил послать.
 
А послушник, придя, поклонился в пол,
И гостинцы опять он с собой принёс…
Благодарный сосед снова не ушёл,
И тогда старец сам свой визит нанёс.
 
Чёрный гнев на него в тот момент напал,
Вдруг, глядит, что сосед выбежал к нему,
И в поклоне к ногам гостя он припал…
- Благодетель ты мой! Дай-ка обниму!
 
За подарки его стал благодарить
И радушно в свою келью пригласил.
А послушник не смел даже глаз открыть,
Лишь о мире двоих Господа молил.
 
Старец как-то обмяк, слёзы потекли,
И раскаялся он в зависти своей.
И обратно когда от соседа шли,
На душе у него делалось светлей.
 
И послушнику он молвил в тот же час:
- Было нужно меня Господу смирить,
И теперь понял я, старец кто из нас:
Надо мне у тебя в послушаньи быть!

  Em                   Am
Она передвигалась еле-еле,
   H                        Em
И как ещё душа держалась в теле?
   C                           Am
Хозяин, чтоб от мук освободить,
   H                   Em
Решил свою собаку утопить.
 
С большим трудом старушка в лодку села
И преданно ему в глаза глядела.
Булыжник в сетке за бортом висел,
А он петлю на шею ей надел.
 
Хозяин помнил, как она, бывало,
За палкой в воду радостно ныряла,
И вот сейчас, как бы играя с ней,
Он бросил палку, дав команду ей.
 
На миг она о старости забыла,
И бросилась за борт, что было силы,
Но лодка неожиданно в тот миг
Перевернулась под истошный крик.
 
Хозяин стал тонуть в шуге весенней,
Хоть было и не сильное теченье,
Но судорогой тело всё свело,
А тут ещё воронка, как назло.
 
Собака, чья петля в одну минуту
Каким-то соскользнула с шеи чудом,
Отважно тявкнув, ринулась нырять
И своего хозяина спасать.
 
На берегу вдвоём они лежали
И на ветру от холода дрожали,
А после, отдышавшись кое-как,
Он нёс свою собаку на руках.
 
С пословицей «Не рой другому яму…»
Ухаживал за ней до смерти самой.
И как-то раз нашёл её в кустах
С застывшей благодарностью в глазах… 

Em
В одном дворе, уже который год
     Am
Жил одноглазый и безухий кот,
     H
К тому же, у него был сломан хвост
   Em
И лапа – от бедра наперекос.
   Am                          D
Ходил, как бы подпрыгивая, кот,
    G                     C
И кличка у него была – Урод.
      Am                       H 
Всем детям, что играли во дворе,
 Am              H             Em
Кота касаться строгий был запрет.
 
Со всех сторон тот кот гонимым был,
Но он, казалось, всех и вся любил,
И кто его камнями отгонял –
Об ноги тех он тёрся и мурчал.
А дворничиха, хоть была в летах, -
Порой лила из шланга на кота,
И тот смиренно под струёю мок,
Удрать как будто было невдомёк.
 
Особенно тот кот детей любил –
Стремглав бежал к ним, радостно вопил…
И на руки его кто если брал, -
Он блузку или пуговку сосал.
Однажды кот нарвался на собак:
Увидела одна девчушка, как
Два страшных пса его терзали враз,
Под режущую слух команду «фас!»
 
Бесстрашно подбежав, девчушка та
Схватила полумёртвого кота:
Он задыхался, он едва дышал,
И морду след слезы пересекал.
Она бегом несла его домой,
Ведь кот ещё, почти что, был живой,
А кот пытался в этот миг мурчать
И даже её пуговку сосать.
 
Он умер у девчушки на руках…
Глаз золотой смотрел на облака…
И долго у подъезда своего
Она сидела, глядя на него.
И состраданье вмиг открыло ей -
И сделало девчушку ту добрей, -
Что за уродством даже у котов 
Бывает беспредельная любовь.