Dm                        Gm 
В ту ночь, как никогда, сияли ярко звёзды,
 A
Особенно одна.
   Gm                   C
Похрапывал пастух, вокруг лежали овцы
     F
Как плотная стена.
        D7 
Вдруг грозный лай собак, отару стороживших,
  Gm
Нарушил тишину:
   B                  A
Какой-то человек, по лугу проходивший,
   Dm
Был у собак в плену
 
Путь преградив ему, оскаливались страшно
Сторожевые псы,
Казалось, что вот-вот жизнь человека ляжет
На хрупкие весы.
Но человек на них не обращал вниманья –
Он двигался к огню.
Собачий грозный лай сошёл на бормотанье
И высох на корню.
 
Пастух был удивлён: собаки пропустили
К отаре чужака.
И человек пошёл по кучерявым спинам
Овечек пастуха.
Но ни одна из них не посмотрела косо,
Не вздрогнула под ним.
И бросил тут пастух в него со злостью посох,
Поскольку был он злым.
 
Но посох, пролетев каких-нибудь три локтя,
Вдруг в сторону свернул.
Попятился пастух, оставшись без подмоги,
И нервно кашлянул.
Тот подошёл к нему с усталыми глазами
И показал рукой:
«Там у меня Жена с Младенцем замерзают,
Ты дай мне угольков?!»
 
Пастух не ожидал такого поворота:
От сердца отлегло.
«Попробует пускай, да только как возьмёт то?» -
Пастух подумал зло.
-Пожалуйста, бери, - усмешка под усами,
Язвительный задор.
А человек стал брать их голыми руками
И класть себе в подол.
 
Они одежд его ничуть не прожигали, не обжигали рук
«Что происходит тут, и что за ночь такая? -
Пастух подумал вдруг, -
Спокойно овцы спят, не слушается посох
И псы лежат рядком…»
И он решил найти ответы на вопросы,
Пойдя за чужаком.
 
И вот в пещеру-хлев вошёл, неся в подоле
Уголья, человек.
И, заглянув туда, пастух увидел вскоре
Неизъяснимый свет.
И взору пастуха смиренная предстала 
И кроткая Жена:
Увидел, как к груди с любовью прижимала
Младенчика Она.
 
У злого пастуха вдруг защемило сердце –
До боли и до слёз,
И стало жаль ему и Матерь, и Младенца,
И этого, с углём.
В душе его сейчас рассеивались тучи
И делалось светлей,
И подарил тогда Младенцу он тулупчик
От всей души своей.
 
Накрыла Мать Дитя овчинкой серебристой,
И в этот миг пастух
Увидел над собой сто ангелов лучистых,
В крылах - лебяжий пух.
И в тот же миг он смог их неземное пенье
Впервые услыхать.
Вот так произошло в ту ночь преображенье
Души у пастуха.

   Em                      Am
Он жил один в лачужке на горе,
   H                         Em
Не радуясь ни радуге, ни солнцу,
   Em                       Am
Он часто ждал часами у дверей,
    H                            Em
Что детский крик из дома донесётся.
   Am                         H
Когда к себе входил он со двора,
  D                         G
Жильё своё оглядывал пустое,
   C                        Am
То мог порой проплакать до утра,
   C                        H     Em
О прежнем счастье, вспоминая с болью:
 
О том, как дни безоблачно текли,
И вера как маяк ему светила;
Он помнил взор любимой Алии,
Что сына грудью бережно кормила.
Он помнил: и небес ночную высь
И звёзды, что светили прямо в сердце,
И как к нему солдаты ворвались,
Ища его невинного младенца.
 
Он бросился на воинов, как лев,
Он защищался доблестно и стойко,
Но палачи, от крови озверев,
Всё ж вырвали у матери ребёнка.
Она убийц пыталась умолять,
Но вдруг, увидев меч в руке солдатской,
Закрыла сына грудью Алия,
За жизнь его готовая сражаться.
 
Он помнил всё: её предсмертный крик,
Бесстрашный взгляд – решительный и твёрдый.
Он снова возвращался в этот миг,
Его переживая год за годом –
Как кровью наливались облака
И как раздался крик рассветной птицы,
Как мёртвого младенца на руках
Он нёс похоронить под смоковницей.
 
Он помнил то, что есть на свете Бог,
Он знал: всё в этом мире не напрасно,
Но всё ж двенадцать лет забыть не мог,
Как жизнь его сломалась в одночасье.
Устав молиться из последних сил
И пеплом посыпать главу седую,
Он в храм на Пасху снова поспешил,
На Бога в своём сердце негодуя.
 
Когда же всё закончилось давно,
И стали расходиться иудеи,
Стоял в своём он горе одинок,
Ещё на что-то будто бы надеясь.
Заметив группу старцев у дверей,
Он подошёл и Отрока увидел:
Казался взгляд Его других мудрей,
Хоть было лет двенадцать Ему с виду.
 
«Мне никогда наверно не забыть, -
Он с горечью саднящею подумал, -
Мой сын сейчас бы мог таким же быть!»
А Отрок посмотрел, как будто в душу:
«Не стоит жить, лишь прошлым дорожа, -
Услышал он в словах его сердечность, -
Ведь можешь ты терпением стяжать
Великое блаженство в жизни вечной.
 
В Небесном царстве, в ангельском краю,
Среди садов неведомого рая
Однажды ты увидишь Алию
И больше никогда не потеряешь.
Поймёшь, как милость Божья велика,
И Мудрости всевышней поразишься.
Всё сбудется, поверь мне, а пока
Я помолюсь Отцу за всех погибших».
 
И счастьем переполненный в тот миг,
Ни капли не тоскуя по убитым,
Склонился перед мальчиком старик
На каменные храмовые плиты.
И слёзы по морщинам потекли,
Как будто очищая сердце свыше.
Он плакал не о смерти Алии,
А лишь о том, что Господа не слышал.

Ксения Кириллова, Светлана Копылова

        Dm
Нежно друг они друга любили,
            Gm
Хоть с рождения был он слепым, 
      A
И пускай они в бедности жили,
      Dm
Но была она счастлива с ним.
       B                   A 
Он у входа сидел в синагогу,
    Dm                B
А она всё хитоны ткала,
     Gm                   B
И увидеть, конечно, не мог он,
      A              Dm
Что она некрасива была.
 
 
Как-то раз – это было в субботу –
Шла за ним к синагоге она,
Только сердце тревожило что-то,
Словно гуслей ночная струна.
Вдруг соседа она увидала,
Он спешил сообщить ей скорей:
«Там твой муж, разве ты не слыхала?» -
«Что случилось?» - «Да он же прозрел!»
 
«Так жестоко шутить разве можно?» -
Прошептала в смятении чувств.
«Исцелил, - говорят, - силой Божьей
Галилейский пророк Иисус!»
Тут от счастья сердечко забилось,
Но подумала вдруг о своём –
Что, увидев её некрасивость,
Он наверно разлюбит её.
 
Эти мысли она отгоняла,
Ведь он сможет увидеть весь мир.
Но идти к нему всё же боялась,
И, тем более – перед людьми.
Пусть он дома окажется рядом
И решение примет своё!
Повернула она и обратно
Побрела в их родное жильё.
 
Ей казалось, что целую вечность
Под смоковницей милого ждёт,
Только видит она, как навстречу
Он без палки свободно идёт.
С ней ещё не бывало такого,
Что не слушались ноги её…
Он, родной, и совсем незнакомый
Посмотрел, наконец, на неё.
 
Этот взгляд, что острее занозы,
В ней свою половинку узнал,
И с лица некрасивого слёзы
Поцелуями все он собрал.
И такими смотрел он глазами,
Как умеет одна лишь любовь.
«Если ты вдруг ослепнешь, - сказал он, -
Я всегда буду рядом с тобой!» 

Am                Dm
У отца и матери единственный был сын –
E                      Am
Юноша – красавец и наследник.
Am                    Dm
Но сбежал из дома молодой самарянин,
E                      Am
Прихватив родительские деньги.
Dm        E            Am
И отец не выдержал – хватил его удар,
Dm          E             Am
Бедность одолела мать и вскоре
Dm                G         C          F
Странствовать пошла она, глаза глядят куда,
Dm          E         Am
Нищенкою в безутешном горе.
 
Вспоминала мать, каким хорошим был сынок,
И понять его поступок силясь,
О своих ошибках сокрушалась вновь и вновь
И одну себя во всём винила.
Так она в раздумьях к Галилее подошла,
Вдруг глядит: в толпе средь прокажённых –
Тот, кого она все эти годы так ждала –
Сын её, болезнью поражённый.
 
И хоть можно было опознать его с трудом –
Провалился нос, глаза гноились –
Сердце материнское, разбитое бедой,
Под хитоном трепетно забилось.
- Мать, не подходи ко мне, заразный, видишь, я? –
- Что ты, сын! Я так тебя искала…
И, шагнув навстречу, слёз горячих не тая,
К чёрному плащу его припала.
 
Через год, когда она у сына на руках
От проказы тихо умирала,
Плакал он и каялся в содеянных грехах,
А она с любовью всё прощала.
И, похоронив её вдали от людных мест,
Он опять вернулся к прокажённым.
В это время между ними разлетелась весть:
Что надежда есть стать исцелённым. 
 
Говорили про Иисуса, словно бы Он мог
От болезни страшной их избавить.
И взмолились все, когда им встретился Пророк:
-Исцели, помилуй нас, Наставник!
А потом, когда пошли они вдесятером,
Чешуя слетала с них как будто,
Каждый прокажённый становился вдруг здоров – 
Это было истинное чудо!
 
Исцелённый сын решил обратно повернуть –
Благодарность выразить Иисусу.
Был он рад безмерно, но к родителям вину
Вытеснить не мог счастливым чувством.
На коленях Иисуса он благодарил,
И твердил о том, что недостоин,
Потому что много горя близким причинил,
И в грехах убийственных виновен.
 
Иисус с любовью посмотрел в его глаза:
Было в них раскаяние сына…
-Ты один вернулся? Где же девять? - Он сказал:
-Прощены грехи твои отныне!
Так бываем мы неблагодарными порой,
И себя обкрадываем сами.
Только без Христа и без любви Его святой
Все мы – прокажённые грехами.

Em                D            Am            H
Давным-давно в Ливанских рощах три кедра родились.
Em         D        Am           H
Они росли, века считая и наблюдая жизнь.
G           D             H             Em
Любили говорить о прошлом и будущем втроём,
C               G       Am     H     Em
И как-то раз заговорили о будущем своём.
 
Один сказал: «Ничто не вечно, когда-то мы умрём,
И я хотел бы превратиться в прекрасный царский трон».
«А я бы частью стал такого, - откликнулся второй, -
Что утвердило бы навеки по всей земле добро».
 
А третий молвил: «Вот бы плотник помог таким мне стать,
Чтоб, глядя на меня, о Боге могли все вспоминать.
Шли годы, и однажды в рощу явился дровосек:
Могучие срубили кедры – окончился их век.
 
Тот кедр, что всё мечтал о троне, стал хлевом для скота,
А из остатков древесины – кормушкой скотной стал.
А из второго, что о вечном всё разговоры вёл,
Был сделан грубый деревенский, но всё ж добротный стол.
 
А доски третьего на складе оставили хранить:
Никто мечтателя о Боге не захотел купить.
И долго сетовали кедры, и плакали смолой:
Такой хорошей древесины такой конец плохой!
 
Но время шло и как-то ночью не находя ночлег
Одна супружеская пара пришла в тот самый хлев.
Жена с прекрасным взором кротким беременна была
И скоро прямо на соломе Младенца родила.
 
И в ясли Кроху положила – в кормушку для скота –
И в тот же миг вдруг понял кедр: сбылась его мечта!
Спустя года садились люди за деревенский стол –
Когда-то это был могучий второго кедра ствол.
 
Теперь уж доски пообтёрлись, но стол тот крепок был…
И вдруг Один перед едою взял хлеб и преломил.
И обмакнув в вино, сказал Он заветных пару фраз…
И понял кедр, что стал причастным к творению добра.
 
Когда со склада взяли доски – на них лежала пыль.
И сколотили крест из кедра, того, что третьим был.
И Человека пригвоздили, и мучили его…
И ужаснулся кедр и проклял жестокий жребий свой.
 
Но не прошло трёх дней, и кедр забыл свои слова:
Он ликовал, ведь Крест теперь был - как символ торжества.
Сбылись мечты Ливанских кедров совсем иной судьбой.
Так каждому предназначенье своё готовит Бог! 

Am                             Dm 
Он был простой горшечник-подмастерье,
                 E        Am
Владельца мелкой лавочки слуга.
                 Am               Dm
Он беден был, но всё ж, по крайней мере,
                E       Am
Своей семье старался помогать.
 
              Dm        G
И лишь одна мечта его томила, 
              C             F
Один рубец на сердце был глубок –
                 B      E
Любил горшечник дочку Иаира –
             E         Am
Начальника одной из синагог.
 
Следил за ней порою, не надеясь
Ответную улыбку увидать.
Он понимал – его такую бедность
Отец её не примет никогда.
 
У дома он её бродил несмело,
Как вдруг служанки голос услыхал:
«У господина дочка заболела,
И, говорят, совсем она плоха».
 
Как вкопанный, застыл он на лужайке,
И вдруг услышал голос из окна:
«Ну что тебе здесь надо, попрошайка?
Не видишь – дочь моя обречена!
 
Никто уже помочь ей не сумеет»,
Сказал ему рыдая Иаир.
«Неправда – есть пророк из Галилеи,
Он мёртвого недавно воскресил.
 
Я видел: шла вдова за гробом сына –
Единственного сына своего –
И юношу подняться попросил Он,
И мёртвый встал – здоровый и живой.
 
Поверь Ему, Он связь имеет с Богом!
Творить такое может лишь святой!
Прошу тебя, пошли за тем пророком,
А больше не поможет здесь никто!
 
Недолго старый книжник колебался,
Ведь дочь была ему важней всего,
И вскоре он горшечнику поддался –
Пошёл искать Целителя того.
 
Влюблённый ждал у дома на лужайке,
От мрачного неведенья страдал,
И вдруг услышал горький плач служанки
И понял, что Целитель опоздал.
 
Тогда в своей беде невыносимой
Упал горшечник в пыльную траву
И прошептал: «О, Господи Всесильный,
Зачем же я тогда ещё живу?»
 
Он видел, как пророк из Галилеи
С отцом несчастной в дом её входил,
И странный свет, невиданный доселе
Огнём небесным вспыхнул впереди.
 
И словно птицы радостно запели.
Он замер у окна, как неживой:
Дочь Иаира, вставшая с постели,
С улыбкою смотрела на него.
 
Открылась дверь, и ласковое «здравствуй!»
Сказал ему с порога Иаир,
И ввёл к себе парнишку-оборванца,
И как дитя его благословил.

Am 
С далёких призрачных времён
   Dm
Известен град Иерихон,
    E                   Am
Когда-то жило там одно семейство.
   Am
Хозяин как помочь – не знал:
 Dm
Его жена была больна,
  E                         Am
И на леченье тратил он все средства.
 
   F             Dm
А тут как будто бы назло,
    E          Am
Когда болезни был излом,
  Dm            G          C
Опять настало время для поборов:
   Dm              E
Отнять последний чтоб сухарь,
        Am       F
К ним приходил один мытарь,
 Dm         E           Am
Его уже давно прозвали вором.
 
Завидев сборщика вдали,
Детишки к матери пришли,
А та едва дышать могла от боли…
И приподнявшись от одра,
Давай в бессилии рыдать
И проклинать свою злодейку-долю.
 
Когда ж мытарь предстал пред ней –
А звали мытаря Закхей –
То вместо грубых слов и оскорблений
Вдруг ящик с деньгами достал
И взять больную умолял,
И горько плакал, стоя на коленях.
 
Сердечко дрогнуло её:
- Закхей, в уме ли ты своём?
- В своём, - ответил он, - в своём всецело…
Я переполнен весь от чувств:
Был у меня вчера Иисус,
И я теперь другой на самом деле!
 
Иисус Христос так милосерд!
Пришёл в мой дом как мой сосед,
Такой меня Он чести удостоил!
И от меня кому беда –
Тому я вчетверо воздам,
Иначе я ногтя Его не стою!
 
Хозяйка слушала его,
Слегка качая головой,
Детишки громко хлопали в ладоши…
А муж Закхею руку жал
И даже не предполагал,
Что он таким окажется хорошим.
 
Так сборщик податей Закхей
Ходил по людям много дней
И раздавал всё то, что он награбил.
А мы, хоть верим во Христа,
Не потревожим и перста,
Чтоб в нашей жизни что-нибудь исправить.

Em 
В ночном саду все запахи острей
Em                           Am
И свет луны сильней сгущает краски,
D                        G
Но не нашлось бы лилии белей
   Am          C          H
Чем лилия в пределах Гефсиманских.
 G                           H
Сиянье звёзд на нежных лепестках
      Em          D        G
В ночной росе хранило отраженье,
   H                  Em
И дивный аромат в её устах
    Am          H         Em
Всех опьянял до головокруженья.
 
В ту ночь она была в расцвете сил
И щедро аромат свой источала,
Когда Иисус по саду проходил
И вся природа трепетно молчала.
Цветы другие, росшие в саду,
Склонили как один пред Ним головки,
Но лилия, одна в своём роду,
Была, сказать по правде, не из робких.
 
Изящно распрямилась вдруг она,
Пусть Он увидит лик её прекрасный,
И насладится запахом сполна,
Что изливался благовонным маслом.
И в самом деле, Свой замедлив шаг,
Он посмотрел на хрупкое созданье,
И лилия в печальных тех глазах
Увидела смертельное страданье.
 
Увидела смирение Его…
И вдруг ей стало очень-очень стыдно
От гордости своей и от того,
Что лишь её одну здесь было видно.
Она зарделась, низко опустив
Своих тычинок бархатных ресницы,
И красный цвет, что тронул лепестки,
До самых уголков распространился.
 
С тех памятных времён из года в год 
В саду увидеть можно Гефсиманском,
Как рядом с белой лилией цветёт
Её сестра в наряде ярко-красном.
Едва лишь только выглянет луна, -
Смиренно лепестки свои смыкает,
И в покаяньи молится она,
Взор кроткий Иисуса вспоминая.

Dm                         Gm
Когда Господь Вселенную творил
    A                  Dm
И звёзды зажигал на небосводе,
   Dm                  Gm
Когда Он сад цветами засадил
  A                    Dm
И рыб пустил в серебряные воды, -
    C                         F
В один из дней раскрашивал Господь
   D7                            Gm
Незримой кистью птиц – больших и малых
   Gm          A           B
И в небо запускал пернатый род,
  Gm               A         Dm
Одной лишь пташке краски недостало.
 
- Всё в воле Божьей, - думала она,
Сомкнув смиренно кругленькие веки,
Но Бог, давая птицам имена,
Ей вдруг сказал: «Ты будешь Красношейкой!»
Та удивилась: пёрышки её
На шейке были серыми, как крылья…
- Мне хочется, - Господь тут произнёс, -
Чтоб красные сама ты заслужила.
 
С тех пор прошли года, прошли века,
Эдемский сад присниться мог во сне лишь,
Но Красношейки пёрышки пока
Ни капельки одной не покраснели.
Рассказывая птенчикам в гнезде
Историю о сотвореньи мира,
Увидела она толпу людей,
Что возбуждённо проходила мимо.
 
Потом, когда рассеялся туман,
Увидел птичий взор её печальный,
Как на вершине Лобного холма
Те люди Человека распинали.
С разбойниками поступали так,
Но Тот, Кого теперь на крест подняли,
Был на злодея не похож никак,
Средь двух других, что до Него распяли.
 
В глазах – смиренье было и любовь,
И жалость к тем, кто смерть ему готовил.
Тот Человек прекрасен был как Бог,
Когда б ни столько ран, ни столько крови…
Она смотрела напряжённо вдаль,
Перед лицом жестокости немея:
Распятого до слёз ей было жаль,
Вот только плакать птицы не умеют.
 
Венец терновый на Его главе
В чело вонзался острыми шипами…
И вдруг, оставив гнёздышко в траве,
Она взмахнула лёгкими крылами,
И, полетев, приблизилась к Нему
И выдернула шип, что в бровь вонзился,
Исполненный невыразимых мук,
Взор благодарным светом озарился.
 
Тут капля крови с кончика шипа
Упала ей на серенькую шейку,
И в этот миг весь страх её пропал,
С которым так боролась Красношейка.
Когда она к птенцам вернулась вновь,
Их голоса до ночи не смолкали:
Они не знали, что такое кровь,
И что такое боль – они не знали.
 
У Красношейки пёрышки в тот час
Пурпурные на шейке появились:
Она в ручье купалась много раз,
Но так они с тех пор и не отмылись.
И даже у птенцов и праптенцов
Теперь такие ж красненькие шейки:-
Их заслужила, проявив любовь,
Отважная пичуга Красношейка.

Dm
Его душа томилась в преисподней,
       Gm
Хоть праведником он по жизни был:
    Gm
Ни словом никому не делал больно,
  Dm
А только всех жалел и всех любил.
 
    B
Но вот настал момент освобожденья,
  Gm
Когда Иисус Распятый в ад сошёл
  B                       Gm
И кающихся всех, без исключенья,
  A
Освободив от уз, с Собой увёл.
 
Но праведник печалился немного,
Хоть радостью весь лик его сиял:
Родная мать не каялась пред Богом,
И Бог её с Собою в рай не взял.
 
И, подойдя к Его престолу, робко
У Господа за мать он попросил.
Но Бог сказал: «Не место, сын мой добрый,
В раю тому, кто лишь себя любил».
 
Но праведник, мученья ада помня,
И всей своей душой жалея мать,
Взывая к милосердию, упорно
Стал о её спасеньи умолять.
 
- Ну, хорошо, - Господь ему ответил, -
Я дам её душе последний шанс!
И повелел Он, чтобы ангел Света
Спустился в преисподнюю тотчас.
 
И вот она за ангела схватилась
И стала подниматься к небесам.
А за неё другие уцепились:
- И нам последний шанс! И нам… и нам!..
 
Не в силах скрыть, как было ей досадно,
Она других пыталась оттолкнуть,
И падали с проклятьями обратно
В бесовский мрак и дьявольскую жуть.
 
Чем больше в ад людей она вернула,
Тем ангел тяжелее делал взмах.
Но вот она последнего столкнула,
И сил не стало в ангельских крылах.
 
И падала под тяжестью греховной,
Туда, откуда нет пути назад…
Вот также мы своею нелюбовью
Мостим себе подчас дорогу в ад!
 
Но человек свободен от рожденья,
И коль сумеем мы стяжать любовь,
Появятся надежда на спасенье
И вера в то, что будет с нами Бог!

Am                        Dm
Среди садов прославленного Рима,
   G                          E
Среди плющом увитых древних стен
    C                  G
На площади Мария Магдалина
    F        E          Am
Рассказывала людям о Христе.

Они шептались, веря и не веря,
Что Божий Сын был распят и воскрес,
И даже император - сам Тиберий,
Призвал к себе Марию во дворец.

Он выслушал с насмешкой горделивой
О смерти и восстании Христа
И отвечал решительно Марии:
- Быть этого не может никогда!
 
В ответ она лишь только промолчала,
И с грустью посмотрев на гордеца,
Легко коснулась белого овала
Сверкающей поверхности яйца.

 
И протянув подарок, побледнела.
Ему же становилось веселей:
 «Яйцо твоё скорее покраснеет,
Чем мёртвые заходят по земле!»
 
Подарок взял с улыбкою Тиберий,
Не принимая слов её всерьёз.
Яйцо ещё мгновенье было белым
И вдруг кровавым цветом налилось.
 
Дар речи потеряв, глазам не веря, 
Склонился перед нею он тогда. 
Вот так властитель Рима, царь Тиберий
Воочью чудо Божье увидал.

G           Em
Старый осёл косточки грел на лужайке,
Am          D
Тут молодой ослик к нему подошёл:
G           Em
Старых ослов было всегда ему жалко
Am          D
И разговор вежливо с ним он завёл:
 
E7              Am
- Знаете ли Вы, третьего дня что случилось? –
D             G                 D
Злыми людьми распят был здесь Иисус!
E7          Am 
Старый осёл голову поднял насилу,
D             G                D
Словно к его шее привязан был груз.
 
Хрипло в ответ ослику смог он ответить:
- Знаю, но Он нынче из гроба исчез…
Мне не понять, как это люди не верят,
В то, что Христос силою Божьей воскрес!
 
И без того ослика уши большие
Стали расти вдруг от услышанных слов.
Старый осёл лоб свой наморщил плешивый
И рассказал, как ему раз повезло:
 
Помню, когда был я ослёнком примерным
И не мечтал быть у кого-то в чести,
Выпало мне ночью Святое Семейство
Зимней порой в древний Египет везти.
 
Град Вифлеем было покинуть им надо:
Мать и Дитя сели на спину ко мне.
Я не могу ту передать тебе радость,
Что Божий Сын был у меня на спине!
 
Помню ещё, как все мы проголодались,
И как росла рядом смоковница там.
Ветви её неба как будто касались,
Ни одного не было снизу плода.
 
И подошла Дева к смоковнице этой,
Ветви её вдруг наклонились к земле!
Я не видал чуда такого на свете
И ничего слаще тех смокв я не ел!..
 
Старый осёл даже сумел послезиться,
А молодой скромно потупил глаза:
- Знаете, а я взят был у мамы-ослицы –
Это Иисус ученикам приказал.
 
Спину мою люди одеждой покрыли,
Под ноги мне ветви от пальмы легли.
Видел я, как все Иисуса любили!
И Он на мне въехал в Иерусалим!
 
Славя Творца, благоговейные звери
Верили в то, что было ясно без слов.
И только мы – те, кто погрязли в неверьи, -
Хуже порой даже упрямых ослов!